Командир полка, сидевший рядом, пил небольшими глотками чай и, с интересом глядя на меня, спросил, хотя было видно, что ждал окрика, что не стоит задавать вопросы:
— Это как вы так детишками обзавелись?
Я решил не сильно скрывать наши похождения, людям нужны хорошие новости.
— Мы под Вязьмой две ночи гуляли у немцев по тылам. Хотели ночью через линию фронта перелететь, но у «двойки» с движком проблема, пришлось сесть и ремонтироваться. Летели днем, увидели, как в этой деревеньке немцы кого-то вешают, завернули, глянули, а их там человек пятьдесят при двух машинах. Прошлись из пушек, получилось очень удачно, потом ребята зачистили оставшихся. Девушка, которую в санбат передали, из комсомольской диверсионной группы. Их предатель немцам сдал, она одна только в живых и осталась. Мы ее фактически из петли вытащили…
Подошедший особист, молоденький худощавый лейтенант, с пылом перебил меня:
— А что с предателем, товарищ майор?
Сидевший рядом Санька, умявший кашу и попивающий чай, насмешливо прокомментировал:
— А вот прерывать старшего по званию, товарищ лейтенант, нехорошо.
Я с трудом сдержал улыбку. Артемьев, в белом маскхалате, в разгрузке и черной шапочке, выглядел весьма колоритно на фоне заморенных летунов, тем более он не поленился расстегнуть ворот куртки и демонстрировал свою черную морпеховскую тельняшку. Этот баламут уже строил глазки местным девчонкам, которые тоже повылазили, чтобы поглазеть на прилетевших боевиков. Летеха-особист смутился, обычно ему тут старались не перечить, вроде как власть, но мы-то и чином постарше и к руководству поближе, поэтому он только залепетал:
— Виноват, товарищ майор госбезопасности…
Я вмешался:
— Ничего, бывает.
И сделал паузу, отхлебнув чаю. Как-то мысли пошли в другую сторону, и я спросил майора:
— Иван Михайлович, а у вас кофе есть?
И натолкнулся на удивленный взгляд.
— Да в сон клонит, а нам еще всю ночь сидеть, пока «двойку» не доведут до ума, и в Москву лететь на доклад.
Майор пожал плечами:
— Откуда у нас…
— Понятно. Санька, не жлобись, доставай, порадуем летунов.
Артемьев показательно покашлял, закатил глаза к потолку.
— Давай, давай, знаю я тебя. Точно есть.
Санька порылся у себя в подсумке за спиной и достал пакет.
— Вот.
Комполка завистливо присвистнул. Это в пехоте или у разведчиков могли бы быть трофеи, а летчики в этом отношении и в прямом и в переносном смысле пролетали мимо, поэтому такие мелочи, как немецкое оружие, шоколад и другое, вызывали у них не то чтобы зависть, но нездоровый ажиотаж точно присутствовал.
— Ого, какое богатство. Смотрю, разжились неплохо.
Санька самодовольно усмехнулся, подмигнул связисткам, которые ночью «случайно» в столовую зашли погреться.
— Ну так свои нас не снабжают, вот приходится у немчуры на довольствие становиться, правда они пытаются возмущаться, но возражения с их стороны не принимаются…
Пока буфетчица делала кофе, я продолжил рассказ:
— А предателя мы повесили…
Потом, выделив особиста, спросил:
— Товарищ лейтенант, вы на наш счет какие-либо распоряжения получали?
— Так точно, товарищ майор. Обеспечить вашу безопасность и полностью выполнять ваши распоряжения.
— Хорошо. Усильте охрану, не помешает.
Он вопросительно глянул на меня.
— Что-то ожидается?
— Не исключаю. Немцы за нами давно гоняются…
Дальше объяснять не нужно было, умный поймет, а дурак… Особист явно дураком не был: лихо козырнул и умчался из палатки, на ходу крикнув:
— Есть, будет сделано.
Санька, проследив, как местный коллега исчез за дверью, посмотрел на меня с интересом.
— Что, Командир, чуйка?
— Да есть немного. Мы ж открыто помощь вызывали, немцы могли прослушать и сделать выводы.
— Они что, сюда танковую дивизию сбросят?
— Дивизию нет, а вот десант запросто, ну максимум авианалет на рассвете. Оно нам надо?
— Вполне реально.
— Я тоже так думаю. Берете «Иглы», гранатометы и в засаду. Вертолеты растащите, чтоб одновременно под удар не попали. На «единичке» летуны пусть будут в повышенной готовности.
Санька устало поднялся, подхватил автомат и проговорил:
— На крайняк, Командир, у тебя есть волшебный пультик.
Я усмехнулся.
— Ну, это на очень большой крайняк, а то руководство может не понять. Хотя подстраховаться не помешало бы.
Когда Санька ушел, точнее убежал выполнять задание, меня засыпали вопросами.
— Как там под Вязьмой? Что на фронте, ведь Можайск сдали? Отстоим ли Москву?
Что я мог ответить? Люди, которые сидели возле меня, были другими, настоящими работягами этой войны. Они гибли в отчаянных атаках на превосходящего противника, они в стужу работали по ночам, собирая обмороженными руками из обломков работоспособные самолеты, они стояли на взлетном поле, с замиранием сердца считая возвращающиеся машины и гадая, кто не вернулся. Они были настоящими, по-настоящему уверенными в своем деле, и в их обществе я себя чувствовал неуютно. Если что-то произойдет, нажав кнопку на пульте, смогу вызвать помощь, улизнуть в будущее при охране танков, «Шилок» и бойцов спецназа, а они всегда один на один с врагом. Я в некоторой степени ощущал себя торговцем будущим, хотя сам всегда считал, что именно торгашество довело нас до краха. Поэтому я не поленился и потратил время, рассказывая летунам о нынешнем положении на фронтах, правда без особых уточнений, на случай если кто-то из них попадет в плен. Наплевав на секретность, рассказал, как до последнего обороняли Могилев, как на Бориспольском плацдарме так навешали немцам, что они тихо сидели и не рыпались, как воевали в осажденном Севастополе. То, что во всех этих точках уже давно отметились наши группы, немцы прекрасно знали и то, что мы здесь совершили вынужденную посадку, тоже могли узнать. Поэтому по большому счету для немцев я ничего нового не рассказал, разве что как в Германии выходят газеты, где печатается множество некрологов о погибших офицерах и генералах.